Я легко вспомнил, что служит стимулирующим фактором такого отношения. В ребёнка на очень ранних этапах закладывается уважительное отношение к своему труду, к своей работе, да и вообще, к делу своей жизни в широком смысле слова.
В известном анекдоте о трёх доказательствах того, что Иисус был евреем, одно из доказательств звучит так: он всегда считал, что его мать святая, а та была уверена, что её сын — бог. Это очень ценный стимул, знаете ли.
Видимо, культура европейских народов, прежде всего англосаксонская, пережила период строго противоположного отношения к ребёнку и его будущему. Ребёнок представлялся величиной малозначимой, не имеющей собственного веса, своего рода приложением к семейной жизни и делу родителей. Но, вместе с тем, за ребёнком признавалась свобода действия, и, что немаловажно, свобода распоряжения результатами этих действий. Грубо говоря, отец мог выгнать сына с пресловутыми «тремя долларами в кармане» на улицу, но кем бы ни стал сын впоследствии — пиратом, self-made man'ом, рабочим на конвейере или спикером парламента, — это было его личным достижением, и родители могли лишь гордиться потомком или проклинать его, но ни в коем случае не приписывать себе его заслуги. Как следствие, молодой человек приучался рассчитывать на себя заранее, но своё достоинство и свой кошелёк хранил самостоятельно, позволяя себе быть на «ты» лишь со своим богом.
У нас же всё не так. Сплошь да рядом начальное воспитание, а впоследствии и формирование личности человека у нас построено на ошибочном тезисе: он — изначально дерьмо, ничтожество, ноль без палочки, и ни он сам, ни его воля, ни его дело не представляют никакого значения в глазах окружающих. Он может исчезнуть, умереть, спиться, сойти с ума — но до этого никому не будет никакого дела, кроме нескольких людей, которым он принесёт ещё больше горя, чем приносил до сих пор. (А горе это он начал причинять с момента рождения всем по радиусу: пострадала его мама, испортилось настроение у его отца, у братьев и сестёр появился в семье лишний рот, бабки ждали не такого пополнения, и даже дядя Толя с тётей Капой, живущие в Перми, с рождением нового гражданина потеряли часть прав на долю в наследстве.)
Растущему человеку внушают, что он живёт в кредит. Он обязан всем и всем, в обоих смыслах этого слова. Если бы не мать, его бы не было на свете. Если бы не отец, он жил бы впроголодь. Если бы не учитель, он был бы совершенно уж неграмотным быдлом (он, впрочем, и сейчас неграмотное быдло, и только самоотверженные потуги окружающих могут хоть как-то изменить это к лучшему, хотя бы на уровне косметики). Если бы не тётка, приславшая ему пуховые носки… Не врач-педиатр, прописавший при скарлатине вдувание стрептоцида в глотку… Не безвестный солдат, погибший на Бородинском поле… Если бы не… не… не…
Что ж, подробно знать, что ты обязан кому-то, имеет смысл. Но только при одном условии: зная также, что ты кредитоспособен, что долг, который ты имеешь, ты можешь выплатить с лихвой. Наше же воспитание построено на концепции неоплатного долга; вспомните сами, сколько раз вы лично слышали фразу вида «мы в неоплатном долгу перед…». Но если выплатить долг невозможно — зачем его вообще платить? Расчёт в воспитании строится именно на этом: что ни делай, умрёшь должником. Но умные люди, прикинув сальдо и бульдо, быстренько приходят для себя к противоположному выводу: раз всё равно расплатиться невозможно, так пусть дураки платят по бесконечным счетам, а мы, извините, лучше потратим жизнь на что-нибудь более разумное. Это — одна из причин существования бесконечного потока хамов и мерзавцев, текущего промеж топких берегов нашей жизни.
Но даже это отвратительное явление меркнет перед разрушительной силой другого фактора, идеально дополняющего массовое принижение личности: перед сакрализацией объектов, окружающих индивидуума. Сакральна, как минимум, фигура матери. Мать у всех народов служит объектом любви, но, кажется, только наша местная специфика возводит эту любовь в культ и обязательство. (У более примитивных народов сакральна фигура отца, о там обычно нет речи о любви; там от детей с ходу требуются трепет и жертва. Наша же традиция требует от ребёнка поминутно проверять с весами и ватерпасом — а достаточно ли ты, мелкий гнусный дристун, который ничего не стоит и всем обязан, любишь прямо в данный момент свою маму?!)
Точно так же сакральна родина. То, что под родиной обычно имеется в виду государство, мы опустим; остановимся на самом явлении. Взаимоотношения между гражданином и родиной всегда подразумеваются абсолютно односторонние: да возвеличится Россия, да сгинут наши имена! Сам этот факт не вызывает возмущения; вопросы начинаются на том, что попытка гражданина призвать родину к порядку, а иногда и к ответу, всегда, в 100% случаев, вызывает встречный вопрос: а ты кто такой, собственно, что до сих пор не умер, отдав всего себя и ещё немножко больше на благо своей страны?! Именно в этом, кстати, одна из причин того, что героико-патриотическая пропаганда раннего СССР имела большой успех (герои имели чувство сопричастности общему делу), а в позднем СССР вызывала главным образом отторжение, чередующееся с горьким смехом — ведь эта страна, требовавшая к себе любви и обожания, была уже окончательно отчуждена от своего народа…
Про сакральность господа бога я не говорю; ему, господу богу, на роду написано быть сакральным объектом. К тому же, я не слишком-то разбираюсь в современной тенденции бить поклоны перед иконами и брегетами, не соблюдая при этом и половины из десяти заповедей Моисеевых, не говоря уж о семи законах потомков Ноя. Но сдаётся мне, что церковь претендует на то, чтобы точно так же сакрализоваться в общественном сознании рядом с образами матери и родины, вытеснив собой изрядно поднадоевший всем, кроме эстетствующего небыдла, образ господа бога и предложив ничтожествам ныне, и присно, и во веки веков служить ещё одному святому понятию.
К этим символам примазалась кучка мелких объектов; так, сакральны действующие политики и олигархи («цари и бояре»), в то время как, свергнутые, они становятся предметом насмешек. Сакральны деятели культуры («пантеон»), в основном, покойные, плюс небольшое количество примазавшихся. Сакральна тюрьма и связанные с ней понятия, а также общественные организации, близкие к тюрьме по структуре. Сейчас идёт активная сакрализация «звёзд», «селебритис».
Остальным продолжают внушать, какие они ничтожества — как все скопом («россияне голосуют за Путина», «россияне останутся без моцареллы», «россиянам нечего делать в Европе»), так и поодиночке («ну и зачем ты работаешь врачом, что, платят много, что ли?», «так и просидишь всю жизнь в бухгалтерии, дура, а вон Танька Петрова из твоего класса — выскочила замуж за олигарха и живёт в Европах припеваючи!», «и что ж ты до сих пор не уехал, раз ты программист, мозгов не хватает, что ли?!»).
И, естественно, сакральная триада для определения ничтожности собственного персонального масштаба. Мама, родина, неоплатный долг.
Как следствие этого подхода, небольшое число русских, способных на самоуважение — это профессионалы, состоявшиеся в своей области. Но даже им (нам?) приходится постоянно бороться с собой, проверяя или перепроверяя себя. А причина этого, как правило, одна: клиент (пациент, контрагент) вдруг заявляет безапелляционно — «Ты всё делаешь неправильно, кто ты такой, сперва добейся, и вообще, моя мама говорит не так!». И в самом деле, кто такой этот профессионал, чтобы спорить с чьей-то мамой?! С мамами не спорят. Им без спора отдают беззаветную любовь. Ибо у ничтожества не может быть за душой ничего, кроме неоплатного долга и беззаветной любви к священным символам.
И зачем тогда, спрашивается, становиться и быть профессионалом, гражданином, да хотя бы и просто соблюдать себя в физической и нравственной чистоте? Разве что с одной-единственной целью: надеть однажды белую рубашку, украсть ночью известного качества трактор и свалить за кордон, туда, где всё сделанное тобой принадлежит (хотя бы идеологически) тебе, а не твоей родине или твоим родителям. Или хотя бы туда, где твои потомки будут уверены, что хоть олин человек во вселенной считает каждого из них богом, и за одно это будут уверены всю жизнь, что их мама — святая.
* Естественно, в статье речь идёт о статистических или даже стереотипических явлениях; поэтому ссылки на индивидуальный опыт, указывающий обратное, в комментариях совершенно неуместны.